Он говорил о ней постоянно. Это были обрывки дней, моментов
встреч и того самого вечера, когда она ушла от него, бросив на прощание:
«Иногда одной любви слишком мало». Я знала слишком много, господи, я знала о
ней почти всё - но это его спасало, говорить о ней, детально восстанавливая
разбитое прошлое. Мелочи: от крошек на столе до сбившихся локонов на подушке,
когда она спала рядом.
Я была слишком
молода, чтобы понять извращенность ситуации, когда ты делишь с кем-то постель,
но в ней присутствует еще один человек. Та, которая потом ему снилась.
Не мазохизм, а чистое любопытство сдерживало от расставания. Он старше на 12 лет, его зазноба чуть старше меня и в этих воспоминаниях о ней было самое сокровенное, что осталось потом на всю жизнь.
Не мазохизм, а чистое любопытство сдерживало от расставания. Он старше на 12 лет, его зазноба чуть старше меня и в этих воспоминаниях о ней было самое сокровенное, что осталось потом на всю жизнь.
Когда мужчина любит – ничто неважно, кроме тебя. Тебя, - не придуманной персоны, личности, которая может быть кандидатом наук,
учительницей музыки, стриптизершей, шлюхой или наивной студенткой филфака.
Влюбляются в острые локотки, в пережженные осветляющей
краской волосы, во взмах ресниц, шершавые пяточки и любовь к попсовой музыке. В
сигареты, хриплый голос, идиотский смех, ключицы или круглые коленки.
«Она пила по утрам
шампанское. Я жарил ей пирожки. Покупал розы. Она иногда выбрасывала их
мусорное ведро». Это была настоящая драма, в которой герои казались
придуманными, излишне вычурными, но, увы, это все было правдой. Я ее знала. Всю
эту манерность и тягу к скользкой мелодраматической игре – а играла она изящно. Мужчины попадались в ловушку и
ходили за ней влюбленными псами. Казалось, что она фальшивая, что лишь
притворялась кокеткой, наивно хлопающей длинными ресницами.
Но,
она не играла, она и вправду была дура.
«Сводили с ума ее
ноги, затянутые в узкие джинсы» - говорил он мне, и тот факт дурости уже не
волновал. Он читал ей «Фауста», для просветления и обогащения пустой красивой
коробочки. Она лежала на коленях и зевала. Это ужасно отвлекало его. Классика
проигрывала минету.
-Тебе, наверное, жутко больно всё это слышать, – однажды
удосужился узнать, каково это внимать о другой женщине и молчать. – Когда
надоест, я уйду, - успокоила. С ним было лучше, чем дома в одиночестве, увы, я тоже
была прозаична. Мы иногда смотрели боевики, жарили блины и пили вино. Мне было
любопытно, смогу ли оставить след в этой квартире, как сделала это она. Что
нужно для любви, привычка, запахи или хороший секс?
Он привыкал. Однажды притащил цветы. «Не розы», - выдохнула
я. Быть унылой копией ужасно не хотелось. Он расспрашивал обо мне, но каждый
ответ заканчивался: « А вот она»… - и
вся искренность снова рассыпалась на тысячи ее глаз, следящих за нами.
Будет ли кто-нибудь так вздыхать и говорить обо мне? –
думала я. Я не умела играть, как она. Абсолютно, увы, или к радости лишена
манерности и харизмы. Простая безыскусная, такой казалась я себе. Истеричкой
быть не умела. Всё внутри. А если плакать, чтобы ни кто не видел.
В его словах всегда
было много цветовых пятен и мягких линий, мелких вычурных подробностей,
описанных в деталях. Я видела, как она поправляла
длинным ногтем волосы, как разжимала пухлые губы, как разбивала тонкий фужер с
шампанским, как била в крике тарелки, нервно прыгая по кухне в одном белье. Он
рисовал всё настолько точно, что иногда казалось, будто он сошел с ума. Но это
был не нервный мальчик, а высокий статный мужчина, только слишком слабый, чтобы
прятать чувства в себе.
Другие так не будут, я понимала. Мужчины сдерживают
эмоции. У него эта театральность была родовой, семейной историей, когда на поверхности
все тревоги и чувства, когда даже обычный день может быть описан искусно с
набоковской страстью и тягой к преувеличению и сентиментальности. Только правда от этого не становилась меньше.
Такая вот она эта чертова любовь – в линиях, запахах,
совершенно примитивных мелочах, которые становятся интимными и понятными именно
тебе. Когда только одно фотографичное воспоминание (а это что угодно: та самая
песня, звучащая из каждой радиостанции «белые обои, черная посуда…», секс на
старой карусели в детском парке, кофе в дешевом баре посреди ночи) может
сорвать чеку, и ты найдешь себя на дне бутылки, запивающего разрывающееся
сердце.
Нервы, кто-то скажет ни к черту. Просто вы не любили. Это
оружие против пороков. Ты простишь всё за одну только взаимность. Это момент
исключительного совершенства, и это совершенство – ты, она, он.
Бесполезно придумывать новые истины, бесполезно читать книги
с этими бесконечными глуповатыми привлекательными названиями: «Как заставить
его полюбить вас» и прочее. Не существует никакой формулы кроме маниакальной
страсти «вопреки». Нет никаких «он меня боится»,
просто он мужчина,
поэтому так сдержан и вот уже месяц не звонит,
не дарит подарков,
не пишет,
не поздравляет с днем
рождения,
не увозит в ночи куда-то далеко за город, чтобы целовать и
сжимать в объятиях и просить еще и еще о встречах.
Это всё унылые оправдания иллюзии, страх признаться самой
себе – ты его не зацепила.
Как и тот парень, который периодически дарит тебе
цветы, помогает, когда попросишь, то маме шкаф перевезти, то забрать тебя
пьяную с вечеринки. А ты ему даже поцелуя не подаришь. И знаешь точно – впрочем,
никогда. И потом будет тот, кому неведомы не отвеченные звонки. Когда одно только
имя будет расшатывать подсознание. А один взгляд снимать одежду. Там будет
сожжено немало мостов, будет всё кроме пустоты и равнодушного: «А, это ты»... в
телефоне разочарованным голосом.
Когда любят - ты та
самая... Ни цвет глаз, ни цвет волос, ни тембр голоса, ни фигура, ни
кулинарные способности не имеют значения.
Он пек ей пирожки и покупал шампанское и ломал голову над
подарком ко дню рождения. Купил ей золотой браслет.
Мне - дешевые часы на рынке. Я застегнула их на
руке и тогда осознала: пора уходить. Здесь повсюду её следы и, даже выйдя за
пределы его квартиры, я думаю о той, которая меня весьма раздражала. Только мне
не хватало финальной точки, мощного аккорда, чтобы прийти к этому выводу –
любовь заслужить невозможно. Ни выпросить, ни приручить. Эксперимент почти
закончился.
Мы ехали в метро к нему домой. Он крепко сжимал мою руку,
словно предчувствуя, я могу сбежать в любую минуту, он не хотел меня терять,
удобную, хорошую девочку.
Станция. А там – она. В узких джинсах, куртке, белые
локоны падали в яркий шарф. Он разжал руку. Вздрогнул. Несколько секунд и он
вышел. Двери закрылись. Я осталась в вагоне, поезд уезжал, и я видела, как он стоял возле нее, поникнув
голову. Темный тоннель - а я всё так и
вижу их вдвоем на платформе.
Я прождала его возле квартиры часа два. То сидела
на коврике, то выбегала на улицу покурить. Была зима и минус 10. Он забыл мне
дать ключи. Это был прекрасный момент. Ты понимаешь, что можешь быть женщиной
на станции, ради которой меняют маршруты, и той, которая навсегда
останется в вагоне.
Я вернулась домой. Ночью он звонил в дверь, я не открыла. Я больше не хотела ничего знать ни
о ней, ни о нем, ни о том, что же будет между ними дальше.
Я узнала самое важное: ночи могут быть горькими, расставания болезненными, но если тебя любят – в один миг один шаг мужчина сделает к тебе без раздумий. А кто-то, увы, так и останется девушкой в вагоне.
#анназлатковская
Я узнала самое важное: ночи могут быть горькими, расставания болезненными, но если тебя любят – в один миг один шаг мужчина сделает к тебе без раздумий. А кто-то, увы, так и останется девушкой в вагоне.
#анназлатковская
Это очень трогательно.
ОтветитьУдалитьСпасибо
Удалить