Он для нее был слишком красив.
В ее жизни всегда
были другие мужчины.
Проще. Смешнее. Худее или полнее. Неприметные кепки в толпе.
Да и она красотой не блистала.
Всему виновата горбинка на носу размером с Килиманджаро.
Да волосы с тюбик пасты цвета асфальта после дождя.
И грудь чуть-чуть одна больше другой. Она из-за этого всегда
немного переживала и прятала грудь, когда случался впервые секс. Неловко сгибалась.
А потом понимала, они не смотрели на грудь, а только ее целовали.
Она знала, это было логично, знала, что в ее жизни не будет
яхты и белого купальника на загорелом теле. Длинных бокалов на тонких ножках в
узкой с изящным запястьем руке.
Пафосных кабриолетов и на том же изящном запястье Cartier.
В ее жизни диван-книга, полки с книгами, старый дворовый кот,
в память о бабушке шкатулка с Кремлем на крышке соломой рисунок кривой. Внутри пара
колец и крестик.
Она легко складывала пятизначные цифры в уме и старалась во
всем быть честной. В плейлисте телефона (и нет, не айфона) Диз Гиллеспи да
несколько треков Эми Уайнхаус.
Она ненавидела мыть полы и стирать вручную носки. Беспорядок
не очень любила, однако. Да и хаос. Тот
самый, что создавался бессмысленной болтовней.
Готовила пироги…
Ей 33. В прошлом разбитое сердце - ну а
как же иначе. Любовников за всю жизнь - кажется
все- таки три, если ничего не случилось по - пьяни. Тогда в 19, когда она
помнит лишь стопки текилы, темный бар и бармен. Шоколадного цвета глаза и
красивые пальцы. Был и или не был?
Сейчас у нее Вадим. Работает недалеко от нее, то ли в сауне,
то ли в бане. Неважно. Два раза в неделю: вино, роза и плавленый сыр. Секс
сразу после двух бокалов. Без слов. Бестолковых фальшивых фраз: Как дела? А у
вас?
Вадим уходил. Она любила пить чай. Гладить кота и ненавидеть
свое одиночество, никому никогда об этом не говоря. Прозаично так, что
обхохочешься.
И тут неожиданно Он. Она выбралась в тот самый бар, только
теперь здесь дуб, настенные бра и пафосный ценник. Длинные коготки и каблуки,
на нее озирались, моргая глазами: что эта тут делает, нам непонятно?
Стоптаны туфли, и катышки на рукаве не самого впрочем,
старого платья. Да сумочка куплена по скидке в универмаге: натуральная кожа,
подкладка синего цвета. А впрочем – и это не важно.
Она заказала коктейль: водка, сироп, мята, лайм, лед. Убить
время и память - сойдет. А вдруг как
тогда с ней что-то да произойдет. Неважно уже даже что. Просто жизнь с её
вывернутыми карманами и случайностями. Когда кто-то проснется в канаве, кто-то
у моря, а кто-то на старом чужом диване.
Он сел рядом, толкнул локтем. Извинился. Она улыбнулась ему
инстинктивно. Обрадовалась – как хорошо, что на мне кружевные трусы, а не те,
что обычно, любимые: С белым кроликом, белого хлопка.
И засмеялась опять. Как наивно. Где я и где Он. Такие
мужчины не ездят в метро, не сидят с тобой рядом в кино, не снимают c тебя белье…
Они в параллельной реальности рекламных билбордов и дорогих журналов, девичьих
фантазий и эротических снов.
Три барышни тут же уселись с ним рядом. Она была слева, они
сели справа. Мешая друг другу ногами и каблуками. О Господи, как же громко и
мерзко они хохотали.
А Он, повернулся вдруг к ней и сказал: «Ужасно хочется
пирога и крепкого черного чая».
Наверное, он сказал это не мне, она обернулась. Пьяна,
показалось – бывает.
Обернулась к нему, он прямо в глаза, она вспомнила про
Килиманджаро. И снова про грудь, где одна чуть-чуть больше другой.
- Есть пирог с курагой,
- неожиданно вдруг прошептала.
Пойдем. Они вместе вышли из бара и прямиком к ней домой.
Она про себя шептала: как быть? У меня же грудь одна больше
другой? И не могла не смеяться. С чего я решила, что мы будем с ним
раздеваться?
Он спросил: читала ты Воннегута?
-Конечно, - пожала плечами она. Лет десять назад впервые.
Но, правда, не всё, простите…
Они зацепились словами, смакуя фамилии и имена, прочтенные
книги, цитаты, героев. И вот они уже на кухне в ее квартире. Пьют чай из старых
массивных чашек, крошат пирог. Говорят и резко молчат.
Молчат, и плавится воздух, спокойствие и тишина. Нет той
самой неловкости – надо что-то сказать. Она считала горошки на чашке, он
смотрел на кусок пирога. И спросил:
-Пекла сама?
Она кивнула, конечно, да. А сама взглядом на плечи и руки, на
жесткие волосы: как ты чертовски красив.
- Мне раньше пекла мама.
Дура. Жирный курсив. Он признался, ее больше нет. Умерла. Полгода назад. Он
раз в месяц к ней приезжал. Всегда. Его мама пекла пироги с ягодами, они пили
чай. А теперь пустота. Его Томочка печь не умеет. Ну и вообще, Тома сказала ему:
ты в последнее время какой-то странный. Собрала чемодан. улетела.
Куда?- спросила она. Он
Ответил: Да на Канары.
Чем я лучше твоей Тамары? Она молчала, стыдливо пряча те
мысли, где он целует ее в висок. Только Тома, наверное, красотка. С правильной
грудью и носом, с выпрямленными волосами, которые блестят так надо – сами,
природой дано, ну как бы. В этих Томочках все до скуки красиво. Они, будем
честны, все немного суки и все же они - любимы. Их вечера не диван, не кот, не телевизор
с кучерявой Керри.
У них там свои интерьеры.
Они не опускаются с пеной в ванну, чтобы пеной скрыть и
спрятать комплексы. Чтобы торчала одна голова и колени. А там под водой то
самое тело. И грудь. Но вам это слышать снова и снова уже надоело.
Пока она размышляла, уставившись на дно коричневого чая, Он
встал, помыл чашку и блюдце. Он моет посуду! Она чуть не упала со стула, нет
так, не бывает. Его не бывает, Он призрак, мираж, воспаление мозга от
одиночества. Ах, знала бы мама, какое несчастье случилось с ее дочерью.
Он подошел к ней близко. Она встала. Какой уставший бледный
призрак,- подумала. Поцеловала. Он прикоснулся к талии руками. И настоящий.
А дальше все как в пошленьком романе. Он так хорош, но я-то,
я – то? Не думала, что так развратна. Бедный Вадим, подумалось под утро. Уснула.
Призрак рядом спал.
Она проснулась. Он уже уехал. А может быть его придумала ее
болезнь. Она решила не задумываться больше. Вся жизнь по-прежнему ровным
пунктиром и тире, где разницу почти не уловить. Ах, да, кота свозить к
ветеринару.
Сказать Вадиму, что им пора расстаться. Они, конечно, пара, как колготки. Смешные вытянутые червячки. Им никогда не быть обоим идеалом. Наверное, уж
лучше бы Его и не встречала.
Вся жизнь теперь как нитка с узелком.
Пирог с капустой тоже очень вкусно. Надежда глупая больная баба.
Мне нужен просто один вечер. Он не вернется, и позабуду все рецепты – убеждала.
Саму себя. Где Он, где я? Килиманджаро. В дверь позвонили.
Он для нее слишком красив. Обычно в спину им шептали…
Устала, пришла, прочитала, прилегла, мысли в хаосе, задремала, стук, вздрогнула, встрепенулась, вернулась к началу, перечитала, задернула занавеси. Улыбнулась, мечты разбежались, затем снова скукожились, тоска, ночь, одна, только во сне: Он и Я, и счастье без "совести"...
ОтветитьУдалить