Можем ли мы
разучиться говорить по душам?
Всё в нашей ментальности сконцентрировано вокруг незримого
сгустка, некой болевой точки, именуемой душой, отголоски которой вырываются
наружу, выливаясь потоком плотного монолога на близких друзей. Это особо близко
женщинам, но не обходит и мужчин. Только мужчины делают всё сдержанней, без
чувственной подоплеки. Мы хотим говорить не только о бытовых проблемах: дети,
деньги, транспорт, стоптанные каблуки да побитый бампер. Нам многим нужно нечто
большее - изливать протяжную тоску,
несостоявшуюся любовь, минорное настроение, нереализованные мечты.
Жизнь за рубежом.
Можно ли найти душевное общение?
Многие эмигранты делятся с родными, оставшимися на родине о
единой проблеме, там, за бугром не принято вытряхивать содержимое души, подобно
захламленной сумочке. Если не нашел «своего», то ты вынужден учиться говорить «I am fine», и глубоко прятать свои
славянские порывы делиться всем тем, что будоражит и треплет мысли. Иным,
наоборот, претит бесконечное растягивание личного и импонирует иностранная
обособленность, без въедливого погружения внутрь.
Общаясь с белорусской по имени Татьяна, давно живущей в
Италии, я была очень удивлена, что она рвется на родину, как кошка из-под душа,
утомляясь солнечной страной. «Таня, там же море, там же солнце», - вздыхала я. «Привыкаешь, надоедает, - парировала
она.- А вот настоящих друзей нет. Чтобы
сидеть на кухне, пить чай, вино и говорить, говорить, пока не заболят скулы,
этого нет. Итальянки другие. Менталитет не задушишь ничем. Вся наша
выщербленная душевность им не понятна, а постоянно пытаться соответствовать им
очень трудно». И рвется сюда, в Минск, пытаясь в один месяц выпотрошить всё
родное, яркое, наболевшее с теми, кто примет, кто не откреститься в испуге от
слишком приватного и в чем-то интимного.
Мать Ольги переживает, дочке плохо. Она обеспечена:
вылизанная американская жизнь обняла её со всеми социальными и материальными
благами, но приезжая в наш облезлый край, дочь плачет. Несется к подруге, ночуя
у неё по три дня, чтобы наконец-то выговориться. И жалуется маме. Американская
субординация распространяется даже на друзей, говорить о проблемах, душевных колебаниях дурной тон и неуместное
поведение. В этом нет нарочитой искусственности, абсолютно естественное
состояние. Они научились не переживать по каждому поводу, не создавать внутри
трехэтажные мысли с ощутимым весовым нагромождением. Поэтому Оле тяжело
постоянно выдавливать «I am fine»
без возможности говорить о большем. Остается рваться сюда при любой возможности
либо адаптироваться, атрофируя в себе желание душевных разговоров.
Почему мы боимся быть
собой?
Есть один замечательный фильм « Замерзшие души» с Полом
Джиаматти в главной роли. Герой избавляется от души, мешающей ему играть в театральной
постановке «Дядя Ваня», но впоследствии, обнаружив, однако некоторую пустоту, приобретает себе душу
русскую. Актерская игра идёт прекрасно, актёру (по сюжету картины) удается
точно уловить русские мотивы чеховской пьесы. Фильм не только об этом
(любителям арт-хауса советую), просто невозможно было не улыбаться, видя, как
на американского актера наваливаются психологические пертурбации русского
человека.
Мамина близкая подруга, уехав за детьми в Израиль,
рассказывала, что первое время по вечерам, после работы, садилась у бассейна
(бассейн её работодателей) и тихо пела «Купалинку». Компенсировала возникший
духовный вакуум.
Загадочная славянская душа требует бесконечного симбиоза
внутренних переживаний и ответной реакции кого-то близкого, без этого мы чахнем
или взрываемся, словно банка вареной сгущенки.
Столь ярко выраженная черта переживать и пережёвывать
происходящее, воспринимается многими иностранцами, как недостаток. Излишняя
эмоциональность и душевный раздрай некой патологией, обрекающей славян на
бесконечные страдания. А мы так привыкли извиняться за грязные подъезды, беспробудное
пьянство, низкие зарплаты, что присовокупили сюда и самое бесценное, что есть у
народа – душевность, возведя его в ранг примитивной рефлексии, мешающей
нормально жить.
Если ты сложный и не
дай бог, имеешь глубокий внутренний мир, ты - лох. Смирись.
Появилась новая порода людей, а (может они были всегда?) для
которых душевные разговоры сродни изнасилованию. И дело не в каком-то
бесконечном монологе-нытье, когда ты вываливаешь на друга кучу проблем, чтобы
самому стало лучше, нет. Дело в моменте понимания, некой человеческой
солидарности. Но переживать стало немодным, архаичным актом, где вся твоя
духовная суета подобно мусору, который ты хранишь, когда надобно выбросить. Смотри на мир проще, детка! – тебе говорят,
весело подмигивая. И ты пытаешься, абсолютно честно, упростить в себе
переполненный мир до спичечной коробки. Чувствуя себя дурковатым лохом, для
которого перестать чувствовать, перестать делиться милым, сокровенным, все
равно, что стать автоматом, продающим кофе. Нажали на нужную кнопку – выдал
соответствующий напиток, чётко налаженная схема без трансцендентных сюрпризов.
Причем замечена закономерность, сложный человек, как
правило, избегает общества людей «ясмотрюнамирпроще», не вынося никому
высказанный обвинительный приговор: «вы такие простые, мне с вами трудно», и
тихо сваливать. Когда обратная сторона (люди без душевных переживаний) с
чувством сладкого садизма обвиняет таких людей в манерности, высокомерии,
осмеивая не только образ жизни и мировосприятия, но стиль одежды, манеру
говорить и двигаться. Эмпирические изыскания, невозможность видеть действительность
в параллельных плоскостях, эдакий подход к реальности по геометрии Римана,
кажутся большинству не более чем императорскими замашками да отсутствием
воспитания. Когда любой душевный порыв цинично опровергается холодным
расчетливым: «у каждого свои проблемы, не моё дело» либо насмешливо: «ну-ну, ты
типа царевич, а все быдло» (обычно касаясь тех, кто хоть немного отличается от
других). Это как вызвать скорую помощь
лежащему человеку в парке на сырой земле, от которого пахнет алкоголем. Врачи
брезгливо морщатся и смотрят на тебя, как на слабоумного, зачем вызывали,
животных не транспортируем. И ты виновато пытаешься объяснить, что это человек,
ему плохо. А перебрать лишнего может каждый. Надо помогать, понимаете?
Ты или как все, или сумасшедший
А в тоже время ты им завидуешь. По-настоящему. Потому что
такие люди способны жить, не погружаясь в волнообразные переживания, не
отягощая себя ни духовным катарсисом, ни муками совести. Смотрят на мир крайне
позитивно, делают десять дел, везде успевая: фитнесс, йога, в барчик с
девочками, английский, любовник, забрать детей из секции, маникюр, минет мужу,
полистать Татлер и инстаграм, да
выложить фоточку #явсятакаясексиложусьспать.
Они, те же, но с другой судьбой забывают о неудавшемся
романе через месяц. Причем сухо, слаженно, без слез, без скомканных стихов и
пьяных «клинКлинов» от которых тошно по утрам и ты их прогоняешь из
пространства, проветривая спальню сигаретой. Имеют сто друзей и двести
знакомых, потому, что это все для пользы дела и развития бизнеса. Зарабатывают
на тех же друзьях, не моргнув глазом, чётко разделяя – тут бизнес, тут
вечеринка, тут корпоратив, тут любовь. Всё просчитано, всё практично. Приезжая
на море, следуют плану, сколько раз искупаться, где пообедать, в какую пещеру
съездить, сколько потратить, плюс двадцать пейзажей, десять селфи, и быть в
тренде обязательно.
И вы спотыкаетесь, пытаясь обсудить то самое море и место. Потому
что тебе рассказывают: «Вода была 23 градуса, два раза шёл дождь, Маруся
отравилась черешней, но в целом хорошо. В следующий раз туда не поедем». А ты
вспоминаешь - навалившиеся синие горы,
как выгоняли из номера слоновых размеров какую-то многолапую волосатую дрянь,
убить не поднялась рука. Терпкое вино, боишься признаться, пили даже в обед, но
ведь лето, отпуск, можно. Встретившихся тебе удивительных людей: москвичей с их
протяжным аканьем, улыбчивую украинку-художницу, которая научила без стеснения
купаться нагишом, петербуржцев-музыкантов, вы курили вместе сигареты, свесив
ноги с горы с трудно произносимым названием. Перебив, тебя спросят, в каком
отеле ты проживал, сколько звезд у того отеля, и ели ли крабов на ужин, пытаясь
остановить неразборчивый поток эмоций. Ты потом случайно узнаешь, что
обзовешься навеки идиотом, сумасшедшим. С удивленно произнесенным: «Зачем так
всё переживать? Я бы с ума сошла, если б так жила».
Таким людям не нужна многообразность восприятия, она мешает
быть благополучным, быть на высоте. Они умело продвигают философию: «находись
рядом только с успешными людьми», выкидывая в мусоропровод тех, кто оказался на
ступеньку ниже. И весь этот ваш экзистенциальный водоворот не более чем
расхлябанность и распущенность души.
Мой хороший знакомый поделился как-то при встрече, что его
девушка была против того, чтобы он читал книги. Ей нужна была простая жизнь с чётко
налаженным бытом, где реально лучше и понятней мужик на диване, тупящий в
телевизор, чем с книгой в руках.
«Все почести этого
мира не стоят одного хорошего друга». (Ф.Вольтер)
Люди стали впитывать новую упрощенную философию жизни.
Подобно тому, как минимизировался наш быт, стали
проще взаимоотношения. Нарядность и праздность, телесный тюнинг спроецированный
показатель счастья, который подавляет внутреннее самоощущение. Так, понятие
дружба способно трансформироваться в зависимости от обстоятельств, очень любят
продвигать данную теорию «неусложнённые» жизнью люди.
«Мы можем не видеться с тобой три года, но я все равно твой
друг!» - говорят и для убеждения
обнимают за плечи.
Да я сдохнуть могу за это время. И не совру, что ответить
«алле» мне будет лень даже с того света такому
другу.
Или пытаешься поговорить по телефону, просишь позвонить,
когда будет удобно, но тебе отвечают, что лучше писать. Мессенджер, детка,
проще простого.
Ты пытаешься мучительно понять
- это твое сознание искалечено осязаемым
понятием «друг» или у других оно подстроено лишь под собственные прихоти, когда
дружба воспринимается как выгодная инвестиция. Тебя сольют при первом же
падении акций, оставив на всякий случай в записной книжке, чтобы поздравлять с
днём рождения. Про запас, вдруг твои позиции укрепятся, и нужно будет
восстановить статус, а ты как бы и не пропадал. Ну и что, что не в курсе дел,
восстановить ход событий можно быстро. «Что там у тебя? Бабушка умерла, ребенок
болеет, возраст, кризис, ну видишь, все окей, поговорили, дружище...» А на твое:
«извини, что друг это как любимый мужчина, ты либо рядом, либо нет, и иной
реальности не дано» - в ответ лишь одно – не усложняй. Худшее в данной ситуации
понять, что это ты дружил со всеми вытекающими, позвони хоть в три часа ночи, я
отвечу, помогу: а с тобой – нет, ты был удобным приложением, которое удаляют за
ненадобностью. И нет никакой сердечной привязанности, она присуща только тебе,
дураку.
Еще удобно воспринимать дружбу,
как милый треп, но в случае беды, спрятаться подальше, потому, что собственная персона
не способна брать на себя еще и чужие проблемы. Обособленность становится
нормой, привязанность подобно абсцессу, вылечить которую можно лишь позитивным
равнодушием, умелой отстраненностью, а любое проявление эмоций диагностировать
нервным расстройством.
Нам разонравилось понимать друг
друга, захотелось европейской расслабленности вкупе с четкой субординацией,
когда всё легко и понятно, без эмпирических изгибов. Быть душевным,
волнующимся, переживающим, привязывающимся для многих стало постыдным и боюсь,
однажды все мы вступим в Дивный новый мир. А с другой стороны, может, так
лучше?
Комментарии
Отправить комментарий